Шансон

    БОРИС ДРАГИЛЕВ: БРОСИТЬ ШАНСОН РАДИ ТЕАТРА? Именно так вопрос ставился. Но не автором-исполнителем Борисом Драгилевым, а его друзьями. "Так ты же, вроде как, шансонье? Хоть и странный какой-то. Вернее, слишком тонкий, слишком изысканный для того, что сейчас называют шансоном. Да ты и сам это за собой знаешь!" Знает, ещё как знает. Шансон-то нынче площадной пошёл, а творчество Бори всегда предполагало достаточно камерную аудиторию, где его можно услышать и, главное, расслышать. Ведь у него всё, что за жизнь, выходит – литература. Не забуду случай перед выходом Драгилева на сцену на одном мероприятии. Юная подруга почитателя Бори (мужчины из бывалых), спрашивает: "А кто это? Что он поёт?" Её спутник думает секунду и объясняет: "Это - Боря Драгилев. Короче, слушать надо, и внимательно". Всё верно, ну как юной девушке понять то, что прочувствовать, прожить нужно: "Сколько раз я кожу рвал об острые края, а ещё так далеко до неба!" Тот, бывалый, за эти Борины края цеплялся, да и мне, автору, приходилось. И, знаете, помогало. Ну, так вот, о камерности. Спустя годы непростых творческих поисков, Борис пришёл-таки к тому, чего ни у кого из его коллег по жанровому цеху нет: театру одного шансонье. И шансон он отнюдь не бросил. Просто перевел его в другое измерение. Сделав его спектаклем в собственном исполнении об одном дне нашего современника – субботу Борис взял. И так же его действо называется – "Суббота". Прогон спектакля (в присутствии зрителей) состоялся в конце прошлого года. И вот теперь при желании в этом необычном измерении обычного дня можно оказаться, придя в Московский Академический театр имени В. В. Маяковского. Премьера "Субботы" состоится 25 марта на Малой сцене. После чего спектакль будет стабильно присутствовать в репертуаре театра ближайший сезон. Р.Н. Воплощение этого спектакля было бы немыслимо без твоей, Борис, интеграции в театральную среду… Б.Д. И в этой среде я оказался абсолютно новым человеком (может быть, это и хорошо). Сейчас как раз я сталкиваюсь с какой-то кухней театральной и её понемногу узнаю. Я-то просто делал для себя те вещи, которые, считал, что умею делать. То что хотелось, и то, чего не мог не сделать, если быть точным. А вот, оказывается, в театре сыграть моноспектакль – это мечта любого артиста. Представляешь, когда пять человек претендуют на одну роль? А тут выйти одному и играть полтора-два часа. Один наедине со зрителем. И ещё суметь удержать этого зрителя, сделать так, чтобы он не ушёл. Поэтому моноспектаклей на театральных подмостках не так много. Р.Н. В чём своеобразие твоего действа, его отличие от других моноспектаклей? Б.Д. Здесь не артист читает чью-то пьесу. Тут, автор, который всё это написал. Он мог бы просто текст прочитать, а он ещё и играет. И даже поёт. Сегодня с одной интонацией, завтра с другой. Даже изменить что-то можно, если возникнет ощущение, что это нужно сделать. Р.Н. Да, есть где автору развернуться. Но и режиссура в спектакле присутствовала. И, насколько я знаю, режиссёр спектакля – не ты? Б.Д. Не я. А Дамира Гареева – очень талантливый режиссёр и замечательный человек. Она, в отличие от меня, много общается в театральной среде. Р.Н. И что говорит среда? Б.Д. Говорят, нужно придумать название жанру, в котором сделан спектакль, и запатентовать. Р.Н. Ну, это, скажем так, заключительная оценка, причем общего характера. Хотелось бы более предметно и персонифицировано. Б.Д. Пожалуйста. Хотя неудобно как-то, вроде получается сам о себе… Ну, ладно. Мне позвонил Леонид Иосифович Шинкарёв - писатель и журналист, знающий жизнь. И так прокомментировал своё виденье: "Если идти от авторской песни, ты, Боря, сделал следующий шаг в развитии формы её подачи". Жена Михаила Исаевича Танича, Лидия Николаевна Козлова, сказала такую вещь: "Уникальность всего этого в том, что полное доверие к происходящему на сцене испытываешь. Человек ничего не придумывает, он не лицедействует здесь. А просто разговаривает со зрителем". Р.Н. А сам что думаешь? Б.Д. Нечто подобное по подаче материала есть у Гришковца. Или у меня получилось что-то подобное его спектаклям. Р.Н. Кто ещё, кроме Дамиры Гареевой, помогал тебе с постановкой? Б.Д. Меня поддержал Сергей Николаевич Арцибашев, художественный руководитель Академического театра имени В. В. Маяковского, предоставив сцену для спектакля. Спасибо Алексею Алексеевичу Егорову, заведующему постановочной частью, режиссёру по свету Геннадию Бирюшову. Кстати, в спектакле очень много на свете построено. Р.Н. Наверняка, особенно это чувствуется в кульминационных моментах? Б.Д. Да, там есть мгновение, когда жизнь героя висит на волоске. И вот на секунду свет гаснет. А потом загорается – пронесло, значит. И музыка прерывается, а потом снова звучит. Р.Н. Как будто кто-то нажал на кнопку светозвуковой паузы? Б.Д. Да, очень похоже… А, вот ещё - декорации чуть не забыл отметить! Это расписанные полиэфирные стёкла, изображающие то окно, то дом, то приемный покой больницы... Не фотографии конкретных объектов, а рисунки - их создавала талантливая художница Евгения Дьяконова. А идея принадлежит Дамире Гареевой. Р.Н. А кто выбирал темы рисунков? Ты? Б.Д. Нет, Дамира. Она вначале беспокоилась: как у неё сложится работа с автором? Артист для режиссёра – это материал, он воплощает в его игре свою идею. Автор на сцене – это совершенно другой подход режиссёрский, просто другой контакт с человеком. Р.Н. И как складывался ваш с ней контакт? Б.Д. Слава Богу, достаточно деликатно. На взаимопонимании. Хотя каждый, естественно, видел действо по-своему. И это здорово! Спектакль рождался в перекрестьи наших взглядов на то, каким он должен быть. Ну, вот, к примеру, говорю я там фразу такую: "Намешал водки, виски, шампанского – как в жизни!" Дамира, услышав, на её взгляд, не ту интонацию, говорит: "Видите ли, Борис, все Ваше повествование, вся жизнь главного героя – это та же мешанина. Поэтому, пожалуйста, попробуйте убрать из этой фразы конкретику всех этих марок спиртного. И получится у героя: «Намешал – все, как в жизни!" И я в этот момент думаю: а как правильно она мыслит! А Дамира мне удивленно: "Да я так с самого начала думала, а Вы разве нет?!" Р.Н. Искренне рад, что у вас такое творческое взаимопроникновение получилось. В заключение, не могу обойти вот какой любопытный момент. Кто-нибудь из коллег-шансонье предполагал, что когда-либо увидит тебя в театре? Наверняка, все были очень удивлены. Б.Д. Немного. И без прозорливости не обошлось. Вот, например, Анатолий Полотно всегда говорил мне: "Боря, твои песни несколько театральны". Зримы, я так понимаю, сюжетны. А Слава Медяник интуитивно, скорее всего, отметил одну особенность моих песен: "У тебя даже вступление к песне воспринимается, как пролог какого-то действа". Беседовал Роман Никитин